известных решениях партии, справедливо осудившей культ личности Сталина, и руководствуюсь ими, но историю, подобно вам, не переиначиваю. Ведь история слагается из всей жизни народа, прежней и настоящей, и делать над ней насилие, поправлять ее или закрывать глаза на незабываемые ее страницы никому пользы не принесет.

Позволю себе закончить письмо выдержкой из романа «Война», которая выражала и выражает суть моей боли:

«Тяжкое это было время… К нему часто будут обращать взор летописцы, философы, златоусты всех континентов. Найдутся среди них и такие, которые позволят себе судить о событиях тех дней без должного понимания их сложной трагичности и рассматривать их с позиций некоего философско-исторического дальтонизма. А иные, стыдливо позабыв о бывших своих верованиях и публичных утверждениях, станут искать маятник „нового“ времени и нередко скрип флюгера на чужой крыше принимать за голос истины. Эти люди при определенных гарантиях безопасности для себя, когда страх за свое благополучие не смущает их сердца, скоры на первое слово и на сомнительное дело. Они ревностно начнут высекать своими перьями искры из колеса истории и выдавать их за лучи правды…

Но, к великому счастью истории, неодолимы те силы, которые защищают истину».

Социалистическая индустрия,

1987, 14 июня

П. П. Лебедев, ветеран войны, член Татарского республиканского совета ветеранов, г. Казань. Создать хронику войны

И. Стаднюк — известный писатель, его книги о войне, о первых, самых трагических ее страницах привлекли внимание: ряд подробностей о том, что происходило в высших эшелонах государственной и военной власти, приводился впервые. Что же нового скажет писатель сейчас, когда так неожиданно вырос интерес к отечественной истории, когда мы пытаемся многое переосмыслить, понять заново, разобраться по-честному в своем прошлом? Оказалось, что нам предлагается «открытое письмо» писателя к академику А. М. Самсонову, который в ряде своих выступлений поднял проблему раскрытия полной, ничем не урезанной правды о войне.

Насколько я понял, Стаднюк не возражает против основных положений академика, хотя никак не высказывает и своего отношения к ним. Письмо посвящено некоторым частностям, которые, однако, глубоко затронули писателя, вызвали резкую, даже обидчивую реакцию. Конечно, каждый имеет право на собственное мнение и защиту его. Тем более сейчас, когда мы все постепенно привыкаем к дискуссии, полемике и, наоборот, отвыкаем видеть в каждом инакоподходящем к проблеме если не классового, то, во всяком случае, личного врага.

Письмо Стаднюка меня, откровенно скажу, разочаровало. И излишне возбужденным, неуважительным к оппоненту тоном, и весьма слабой логикой возражений. Писатель задает историку риторический вопрос: «Неужели вы, уважаемый товарищ академик, не поняли позицию автора романа „Война“ по отношению к судьбе Д. Г. Павлова хотя бы из такого диалога Сталина и Шапошникова?..» Но что следует из приводимого диалога? Только то, что Шапошников то ли по искреннему убеждению (точнее, заблуждению), то ли из лукавства оправдывает расправу над командованием Западного фронта довольно странным доводом, что «трагедия генералов Павлова, Климовских, Григорьева, Клыча, Коробкова… меркнет на фоне трагедии десятков и десятков тысяч людей, погибших или оказавшихся в плену у немцев». Как следует из последующего разговора, Сталин с этими доводами вполне согласен. А Стаднюк? Где же его отношение к происходящему?

Впрочем, тут же следует новый риторический вопрос, не менее загадочный, чем первый: «Разве из этого диалога нельзя понять внутреннее состояние маршала Шапошникова, оказавшегося один на один со всеми членами Политбюро?» Почему же не понять. Не хватило человеку мужества противостоять «мудрости» вождя, как не хватало его и в других, еще более трагических ситуациях, связанных с судьбами не нескольких военачальников, а сотен тысяч людей.

О Шапошникове. У нас закрепился чуть ли не исполненный умиления образ этого действительно выдающегося военного деятеля, крупного теоретика. Но ведь он проявил полную несостоятельность на посту начальника Генштаба в самый критический период войны! И не потому, что не сознавал пагубности принимаемых Сталиным решений, а потому, что не обладал мужеством им противостоять. Так было в Киевском оборонительном сражении 1941 года. Сознавал, видел грозную беду, не верил в возможности Еременко, но послушно выполнял волю Сталина. Для человека честного это была трагедия. Истоки ее коренились в очень близком для того времени прошлом, в уничтожении военного руководства в 1937 году.

Роковые последствия сталинских репрессий, столь неожиданно и внешне немотивированно обрушившихся на военное руководство, не только в том, что армия встретила войну фактически обезглавленной, но и в той обстановке страха, подозрительности, боязни всякой инициативы, которая установилась в Вооруженных Силах. Поразительно, что в приказах Сталина, его выступлениях во время войны нельзя найти даже упоминания о необходимости проявлять инициативу, разумную самостоятельность со стороны командного состава. Это, кстати, почувствовали еще авторы «плана Барбаросса», отмечавшие накануне войны, что слабость Красной Армии «заключена в неповоротливости командиров всех степеней, привязанности к схеме, недостаточном для современных условий образовании, боязни ответственности…» (Дашичев В. Банкротство стратегии германского фашизма. М., 1973, т. 2, с. 91).

Главный упор Сталин делал на дисциплину, строгое и точное выполнение приказов. Слов нет, и дисциплина, и исполнительность — необходимые условия успеха, но только в сочетании с творчеством, смелостью в принятии решений. Страх перед гневом «вождя» буквально парализовал волю Кирпоноса в самые критические дни. Трагическая судьба его соседа по фронту, Павлова, наверное, не раз вставала перед ним, хотя собственная судьба оказалась не менее страшной.

Если сегодняшний читатель не видел фронта, пусть прочитает правдивейшие повести писателей-фронтовиков, к примеру Кондратьева, Генатуллина… Отношение к Сталину было совсем не таким однозначным, как это представляется, например, водителю Карасеву. И одним лозунгом его, конечно, не охарактеризуешь. И при чем здесь «кощунство по отношению к миллионам павшим в боях за Родину»? Если уж о кощунстве, то оно — в неправде о великом испытании народа, какими бы соображениями эта неправда ни диктовалась. Но это, полагаю, все же не главное в полемике: где и кто провозглашал лозунг «За Сталина!»?

Гораздо сложнее проблема самого Сталина. К ней историки, как мне представляется, еще серьезно не подступились, отдавая информационное «поле боя» зарубежным исследователям. Трагический отсвет культа на судьбах армии, событиях войны еще ждет своего анализа — как научного, так и художественного. Но не это, похоже, волнует нашего писателя. Его раздражает, казалось бы, весьма скромная фраза в статье Самсонова: «По моему убеждению, Сталин не был ни гениальным вождем, ни великим полководцем…» Очень мягко сказано. О какой там гениальности можно говорить, если практически ни в одной серьезной военной ситуации не подтвердились его стратегические прогнозы. К чему это приводило, хорошо известно и Стаднюку. Не допускаю мысли, что писатель, неплохо знающий историю войны, продолжает оставаться во власти